Максим Захаров. Живой Огонь
Прописка в этом основанном в 1998 году городке России не требует формальностей. Подходишь к шатру регистрации, называешь себя, свой город и страну, улыбаешься в фотокамеру и спустя пару часов получаешь временный паспорт – бейдж с именем, фамилией, фотографией. С ним ты становишься полноправным жителем разместившегося на живописной лесной поляне вблизи города Чадана Дзун-Хемчикского района Республики Тыва палаточного городка Международного фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ».
Одна тысяча пятьсот пятьдесят четыре человека, от жизнерадостных грудных младенцев до бодрых пенсионеров, на пять дней, с 22 по 26 июля, прописались в этом особом населенном пункте в 2015 году во время шестнадцатого по счету фестиваля.
Среди них – колоритная семья из Санкт-Петербурга: высокий бородатый папа, стройная гибкая мама и девятимесячная дочка, умными любознательными глазенками обозревающая этот пестрый мир с высоты отцовских плеч. В их туристической экипировке особое место занимает спецреквизит для огненных шоу.
Глава пламенного семейства Максим Вадимович Захаров в свои тридцать один год – уже ветеран «Устуу-Хурээ», вписанный в его историю: девять лет назад он в составе питерской группы фаерщиков впервые привез на фестиваль живой музыки и веры вылетающий из рук живой огонь.
Чтобы чувствовать себя человеком
– Максим Вадимович, в Чадане во время традиционного шествия хороо именно вы несли желтый флаг с эмблемой фестиваля «Устуу-Хурээ». Размахивать им на ходу на вытянутых руках в течение двух с половиной часов, пока длился десятикилометровый путь от палаточного лагеря к храму, да еще на сорокоградусной жаре – дело непростое.
Почему именно вам выпала эта высокая честь?
– Я не всю дорогу его нес. Только последнюю треть пути. Сначала красноярец Павел Чесноков знаменосцем был, потом Игорь Дулуш передал флаг мне. Я был польщен, честно скажу. И старался: у флага было короткое древко, поэтому и пришлось нести его на вытянутых руках.
– Ваш фестивальный стаж?
– Не такой уж большой, но протяженный по времени. Первый раз приехал сюда в 2006 году, потом – в 2007.
Вот эта желтая футболка с фестивальной эмблемой – подарок как раз того года. За восемь лет поистрепалась, она у меня почти всегда с собой.
На Полярном Урале, когда в водный поход по реке Каре ходил, очень над собой смеялся. Взял четыре футболки, думал, что переодевать буду. В итоге как запаковался в этой фестивальной футболке в скафандр для водного туризма, так и не раздевался ни разу. В ней весь путь по реке – двести пятьдесят километров – и проделал.
В третий раз – в двенадцатом году – уже вместе с Наташей на фестиваль приехал. До этого, в одиннадцатом, она здесь без меня была.
Нынешний, шестнадцатый по счету фестиваль, для меня – четвертый.
– Зачем он вам нужен?
– Чтобы чувствовать себя человеком. Фестиваль – одно из главнейших событий в моей жизни. Каждый раз, когда сюда приезжаю, сбрасываю счетчики. Здесь на многое по-другому начинаешь смотреть.
И фестиваль, и его люди заставляют по-новому взглянуть на себя, задуматься о том, что и зачем делаю, кто я. Вот основная цель.
Отчасти магическая история
– Каким ветром вас впервые занесло в Туву?
– Это отчасти магическая история. Это точно магия – то, как я очутился в Чадане.
Изначально было так: близкая подруга моей матери Татьяна Рябкова, одна из ведущих археологов при Эрмитаже в Питере, когда только-только привезли из Тувы в Эрмитаж скифское золото, сводила нас на него посмотреть. Сама провела экскурсию, и я был очень впечатлен тем, что увидел: и технологией, и мастерством исполнения.
Еще она рассказала нам забавную историю про скифского воина, мумия которого находилась в цокольном этаже. Бабушка-смотрительница, которая в этом зале дежурила, как-то задремала. И потом рассказывала: воин этот к ней во сне явился и стал домогаться. Она ему: раз ты такой бойкий парень, хотя бы имя свое скажи. Он помялся и говорит: ладно, для тебя я – Андрюша.
И вот с тех пор у этого скифского воина прозвище Андрюша.
Вся эта экскурсия на меня большое впечатление произвела. А потом был еще один важный момент: альбом тувинских коллективов. Очень пафосное издание, помню, красная обложка у него была. Удивлялся такой способности тувинцев музицировать – бесподобное чувство локтя. Если даже играют по темпу криво, то обязательно все вместе.
Тогда уже крутил с ребятами огонь и играл на барабане, сопровождая действо. И многие опытные барабанщики меня постоянно подкалывали, что не держу четко ритм. Поэтому к альбому очень внимательно отнесся: диск до дыр заслушал.
– Музыкальные увлечения – из музыкальной школы?
– Нет, музыкальную школу по классу фортепьяно я не окончил. Начал ходить туда раньше, чем в обычную, но уже ко второму классу обычной школы бросил.
Сначала мне очень нравилось, и всё получалось, технические этюды любил играть, изображал из себя великого композитора. Но вот в какой-то момент никак не мог понять одно произведение, мне даже на магнитофон его записывали, пытались объяснить, но я в упор не понимал. В итоге закончилось всё истерикой.
К великому огорчению бабушки Алевтины Семёновны Юркевич. Её не взяли в консерваторию из-за того, что у нее когда-то был отит, и она очень хотела, чтобы внук музыкальную школу окончил. Но нет, очень надолго я музыку забросил.
Только в старших классах снова увлекся, и часто просил бабушку, а она могла идеально исполнить любую услышанную арию, спеть «Улетай на крыльях ветра» из «Князя Игоря» Бородина. Очень мне нравится эта мелодия, даже на гитару ее переложил, она мне кажется чуть-чуть мелодически похожей на тувинские мелодии.
Жесткий пироман
– Всё это – предпосылки, завязка вашей магической истории знакомства с Тувой. А что послужило конкретной причиной первой поездки?
– Увлечение огнем.
– С рождения.
– А рождение – когда и где?
– 17 апреля 1984 года в Ленинграде.
Мама моя, Светлана Игоревна Захарова, говорит, что огонь – первое слово, которое я сказал, глядя на лампочку. Лет до пятнадцати был жестким пироманом, абсолютно все вещества на горючесть испробовал.
Поджигал всё, что мог, в пять лет чуть квартиру не спалил. У нас был журнальный столик, под ним лежала коробка с газетами. Так заманчиво лежала, что подумал: краешек газеты вытащу из коробки, подожгу, а потом быстро потушить успею. Совсем чуть-чуть, только краешек.
Спички от меня тогда уже прятали, но хитрым образом нашел их. Естественно, не смог потушить эту газету, только смотрел, как коробка под журнальным столом всё сильнее разгорается.
А мама стирала в ванной. И я к ней с невинными глазами бегу: налей мне тазик воды, кораблики попускать. Но она поняла, что не просто так пришел, учуяла запах. Прибежала в комнату, одеялом стол накрыла и потушила всё. Потом у меня очень долго пятая точка болела.
– А серьезно когда стали огненным спортом заниматься?
– С конца две тысячи четвертого начал крутить пои.
– Пои – это такие шары на цепях, которые я заметила возле вашего рюкзака?
– Да. На тренировочный поях – шары, на боевых – фитили. Пойстер – название для тех, кто пои крутит, мы иногда как ругательное используем, потому что сейчас очень много молодых, которые исключительно на технике заморочены.
Очень мало людей, которые вкладывают в это нечто большее, чем умение располагать свои конечности в пространстве. Можно просто фонарики взять и крутить. А если крутят живой огонь, это серьезно. Для меня с самого начала это было неким обрядом, который без духовного посыла не работает.
– Но ведь и физические тренировки нужны.
– Конечно. Очень сильно прокачался, когда в 2005 году мамина подруга Татьяна Рябкова взяла меня в археологическую экспедицию. Как раз тогда переживал болезненный разрыв, и это очень помогло, потому что впахивали мы в экспедиции в полный рост. Плюс взял с собой очень тяжелые тренировочные пои и каждый день тренировался.
Фаерщики частенько устраивают между собой поединки. Первый такой серьезный поединок на поях с огнем был у меня на фестивале «Майское дерево», он ежегодно проходит недалеко от Питера – в городе Выборге. Там была очень интересная тусовка – лидер группы «Musica Radicum» Виктор Рыбальский со своими ребятами, жили они прямо в самой главной башне выборгской крепости. Великолепнейшие музыканты, без слов могли языком музыки что-то объяснить.
А еще они крутили огонь, и Виктор, он был старше меня, добрейшей души человек, к сожалению, он уже ушел из жизни, предложил поединок: кто кого своим душевным выбросом переплюнет. Хотя техника, конечно, тоже считалась.
Я его тогда, вроде бы, победил. Как потом выяснилось, это было одним из аргументов почему Пама, она, к сожалению, тоже ушла из жизни, вывезла меня в Туву.
Зов загадочной Памы
– Пама – ядовитая змея, живущая в тропических лесах в Индии и на юге Китая. Это ведь не настоящее имя девушки?
– Нет, но ее все так называли. Даже не знаю, почему Пама, и как ее фамилия. Пама была старше меня, и мне до конца ее личность непонятна, мы немного совсем общались, и ушла она из жизни при загадочных обстоятельствах. Но именно благодаря ей я и нашел фестиваль «Устуу-Хурээ».
Я к тому времени уже отпочковался от семьи, вписывался на разных квартирах. Сошелся с ребятами, моими ровесниками, которые часто ездили на эти фестивали «Радуга», которые проводятся и у нас, и за рубежом. Грубо говоря, это движение хиппи – фестиваль, на который съезжаются люди из разных городов, поют мантры, играют на барабанах, читают друг другу разные лекции про свободную экологическую жизнь.
Сам на «Радугу» ни разу не ездил, мне не очень это хипанское движение нравится, как говорил один мой знакомый, всё начинается с того, что у вас одна общая зубная щетка, а заканчивается общей женщиной. Но с ребятами этими очень хорошо общался. Мы вместе снимали большую пятикомнатную квартиру в самом центре Питера на Маяковской. Это был последний этаж, очень хитрый, с улицы его практически не видно. Смотришь – дом четырех-этажный, а на самом деле этажей пять.
Постоянно ходили крутить огни ко львам, как мы говорили, это у Дворцового моста, там была большая площадка, где собирались барабанщики и музыканты. Делали мы это практически каждый день, как раз летом это было.
Единственная проблема – квартира в центре и, естественно, у нас был проходной двор. Нисколько не рисуюсь, но до меня в тот момент докапывалась куча девушек, приходилось, когда кто-то приходил, просить, чтобы сказали, что меня нет.
Но Пама была очень настойчива. Сначала не понимал расклада, думал, что опять до меня кто-то докапывается: дать там пару уроков или еще что-то. Но она объяснила, что собирается на фестиваль в Туву – крутить огонь. Сказала: «Мне говорили, ты мастер, поедешь со мной».
Насчет мастера, конечно, сильно мне польстила, но, как понял, она после того «Майского дерева» долго искала, с кем поехать, и ей меня порекомендовали.
В то время на эту квартиру приехал жить Лёха, Алексей Быргазов, он тоже огонь крутил. Лёха, когда услышал, что мы поедем, быстро собрался и – с нами. Так мы оказались в Чадане – внезапно, смело и резко.
До Красноярска ехали на поезде, а оттуда – уже автостопом. И после фестиваля еще поколесили по Сибири. У нас такой маршрут был: приехали в Чадан, после фестиваля вернулись в Кызыл, потом поехали стопом в Красноярск, оттуда – в Новосибирск, потом снова в Красноярск, а затем на месяц – снова в Туву. И только потом домой вернулись. Так что 2006 год был у меня годом-выстрелом.
А в следующем году уже сам поездку организовывал: сначала по приглашению Ромы Рыженкова, с которым на «Устуу-Хурээ» познакомился, поехали на фестиваль электронной музыки в Республику Алтай. Потом с Лёхой и Андреем, который в Новосибирске к нам примкнул – на фестиваль в Туву. А остальные, кого я до Новосибирска довез, в Туву не поехали, сказали, что они еще не настолько чисты духом.
– Помню, что в 2007 году вы с Алексеем Быргазовым представлялись уже серьезно: артисты творческого объединения «Путь огня», город Санкт-Петербург.
– Да было, такое громкое название. Тогда у нас носы слегка подзадрались, стыдно сейчас за это. Но и теперь считаю, что работа с живым огнем – это особый вид искусства.
Озарить чаданцев светом
– Благодаря вашей группе в 2006 году в Туве впервые увидели, что это такое – огненное шоу. На меня оно яркое впечатление произвело: сначала на ночной фестивальной поляне, а потом – в Чадане. А вы помните, как это было?
– Естественно, помню. До этого ни разу не ездил автостопом, была только одна попытка – доехать из Питера до Москвы, но она была скорее неудачной. А автостоп очень выматывает. Плюс Пама. Несмотря на то, что была человеком старшим, у нее были некоторые принцесские замашки, с ней было немного тяжело.
Где-то под Минусинском попали на объездную трассу и никак не могли ничего поймать, шли пешком с тяжелыми рюкзаками, в которых керосин из Красноярска тащили.
Когда вернулись, наконец, на основную трассу, у меня была душевная истерика: вот еду в волшебную страну к людям, которые сохранили свой традиционный уклад, но зачем к ним еду? Хипан и хипан. Что я им привезу? Мне было очень стыдно, что еду, как потребитель. В тот момент даже не думал, что впервые приеду в Туву с огнем. Уже потом это осознание пришло.
Когда мы приехали, наконец, на фестиваль, был очень тронут приемом Игоря Дулуша, совсем не ожидал такого, привык, что на фестивалях всем друг на друга пофиг, плюс-минус. И был очень удивлен: как только мы появились на поляне, Игорь нас, как орел, выцепил, поприветствовал, познакомился.
Мы как-то расположились, у меня тогда даже палатки не было, путешествовал только с пенкой и пледом. И вот мы вдумчиво жгли костер и ждали момента. А потом, никого особо не предупреждая, вышли ночью крутить огонь. И тут меня как будто пинком до небес подробило, особенно когда нас начал сопровождать пением якутский коллектив «Айрхаан». Эти ощущения трудно передать, но до неба я точно тогда долетел.
Потом Игорь попросил нас обязательно сделать это в Чадане, сказал, что это сложный город, люди в нем трудно живут, криминала хватает, и мы должны обязательно озарить чаданцев светом.
Выступали в кромешной темноте – между Домом культуры и зданием милиции. Очень темно, очень много чаданских людей, плотно нас обступивших. Леонид Аникин из Новосибирска на барабане играл, а тувинский музыкант Владимир Ойдупаа – на своем баяне. Слегка невпопад играли – импровизация, но энергетически очень мощно.
Это было очень круто, но буквально на лезвии ножа. Керосин в темноте разлился, лежащая с лужей зажигалка вспыхнула.
– Чтобы крутить огонь, именно керосин нужен?
– Керосин, точно скажу, с учетом десятилетнего стажа.
Идеально крутить скипидаром. Но только в лабораторных условиях, потому что он очень взрывоопасен. Ты к нему с незатушенным фитилем подойдешь – может вспыхнуть. А керосин так не сделает, его можно в чашу налить, и если сам фитиль не нагрет, то не загорится, погаснет, как в воде.
Керосин не такой вонючий, как солярка, которая кое-как горит, но бережет фитиль, он в нашем оборудовании является самым ценным. А бензин фитиль просто сжигает: температура горения слишком высокая.
Всякие там жидкости для розжига не годятся: пламя быстро гаснет, чуть быстрее движение – всё, огонь погас. А керосин ярким желтым шлейфом горит, он для фаерщика – наиболее оптимальное и безопасное горючее.
Почему я погорел
– В 2008 году, когда мы вновь ждали вас на фестивале, но вы не смогли приехать, так как в ночь 20 на 21 июня сильно погорели в Санкт-Петербурге, именно горючее подвело?
– Отчасти. Это был керосин, смешанный с уайт-спиритом, растворителем, который намного сильнее воспламеняется. Тот, кто их смешал, не нарочно это сделал, просто такой человек несерьезный. Он только через два года в этом признался.
Но главная причина – не в этом. Погорел потому, что был тогда слишком зол и самоуверен. Придерживаюсь мнения, что ничего просто так не случается. Всему есть причина. И любые беды, которые происходят с человеком, так или иначе заслужены.
В июне в Питере – белые ночи, и мы пошли крутить огонь в парк, где хоть чуть-чуть темнее. Крутить просто так, для себя. И вот в таком нехорошем настроении, с неправильными эмоциями, я и набрал керосин в рот, чтобы несколько раз огонь выдуть.
Элементарные меры безопасности не выполнил. Когда выдуваешь, нужно всегда чувствовать, в какую сторону ветер дует. Против ветра выдувать нельзя. Я не совсем против него дунул, но и не по ветру. Бороду тогда не носил, но небритость была, где-то полсантиметра. И часть огня зацепилась за щеку.
Подумал – фигня, я ж не знал, что это не чистый керосин. Инстинктивно захотел огонь стряхнуть, а во рту еще остался керосин с уайт-спиритом, и я эту смесь вылил себе на лицо и на руки.
– Как же вас потушили?
– Затушил меня посторонний человек. Мы в своей компании тысячу раз оговаривали правила того, как правильно тушить, и то, что не надо паниковать. Ни в коем случае нельзя суетиться, лучше подумать пару секунд, чем сразу совершать какие-то хаотичные действия. Несмотря на это, паника многих захватила. Кто-то даже махал передо мной футболкой, а надо ведь только накрывать. А вот этот посторонний человек просто подошел и накрыл меня курткой.
– Знаю, что после этого вы четыре дня в реанимации НИИ Скорой помощи имени Джанелидзе находились.
– В реанимацию меня положили просто на всякий случай – на вентиляцию легких и потому, что было подозрение на ожог третьей степени «Б» на руке, ну и на уши, конечно, потому что если уши обгорели, они уже не восстанавливаются. Но у меня ожог лица был минимальный и только одна рука обгорела.
– Ничего себе минимальный: на фото 2008 года после того неудачного факирства вы так выглядели, что я сильно за вас беспокоилась.
– Да всё нормально было. Всё к лучшему, как шутила надо мной хирург: люди специально ходят на платное омолаживание, лазером кожу обжигают, а у тебя как раз эпидермис качественно сгорел.
А вот Ксюша, девушка из нашего огненного профсоюза в кавычках, долго в больнице пролежала. Она еще до меня обгорела, и сильно. Ей кровь нужна была, а моя не подходила, переживал, что ничем помочь не могу.
Она уже две недели в реанимации лежала, когда и я туда попал, а когда нас в общее отделение перевели, составил ей компанию и шутил: специально обгорел, чтобы скрасить твое пребывание здесь. С ней сейчас всё в порядке. В Канаде живет, у нее мать там художница, а она теперь занимается театральной деятельностью.
– Бороду из-за ожогов отрастили?
– Нет. Про бороду так говорится: любишь ее – отпусти. А я бороду люблю. И жена моя любит. Вдобавок – разумная экономия на бритвенных станках и лезвиях.
Не метать бисер перед свиньями
– Опасное у вас увлечение.
– Всё в жизни достаточно опасно. Быть водителем машины может, даже опаснее, чем фаерщиком. Всё зависит от того, насколько ты чист в своих намереньях.
То, что по своей вине погорел, знаю. Выпендриваться меньше надо было. Факир – тот, кто выдувает огонь, это целая отдельная культура, даже к йоге отношение имеет. Это всё-таки турецкая традиция, люди такие вещи делают, что просто закачаешься: годы специальных тренировок. Этим надо отдельно заниматься. Так что после того случая больше огонь не выдуваю, только кручу.
И то, отчего Ксюша сгорела, для меня тоже секретом не является. У нее начался бабловый лом. Зарабатывала много денег, показывала нам фотографии, на которых весь пол купюрами уложен, и она на них сидит.
– А вы разве на огненных шоу не зарабатываете?
– Раньше – да, активно участвовал в коммерческих шоу, и этот труд хорошо оплачивался. Но постепенно стал накапливаться негатив, а это неприемлемо по отношению к огню.
Бывают такие гламурные тусовки, организаторы которых просто ставят галочки: должно быть это, это и это, потому что престижно. Они просто ходят рядом и попивают свои коктейли. Ты душевно выкладываешься, а им пофигу, что этот скоморох делает.
Помню, дают мне за такое выступление деньги, а их даже в руки брать не хочется – настолько противно. И не в жажде славы дело, не в том, что хочется, чтобы на тебя смотрели, а в том, что зачем, грубо говоря, перед свиньями бисер метать.
Так что сейчас мы с Наташей редко огонь крутим, только в ситуациях, когда это действительно уместно: если встречаются хорошие правильные компании и чувствуется душевный порыв. Когда, например, Масленицу встречаем в кругу друзей, и когда ездим сюда – на «Устуу-Хурээ».
– На фестивале «Устуу-Хурээ» – правильная компания?
– Да. В основном. Люди разные бывают, фестиваль большой. Все мы прекрасно знаем, что есть кто-то, кто может и непонятные песни где-то в лесу после отбоя громогласно орать, и сухой закон нарушить.
– А вас сухой закон на фестивале не напрягает?
– Абсолютно нет. Я непьющий человек. Нет у меня к этому болезненной склонности.
– До сих пор краснею за уродливый эпизод, свидетелем которого вам пришлось быть, так как случился он рядом с вашей семейной палаткой и пресс-центром Союза журналистов Тувы.
Это когда Радомир Куулар, заместитель директора нашей местной телекомпании «Тыва», филиала ГТРК, устроил безобразную попойку и пьяно орал в ответ на замечания членов оргкомитета фестиваля, что так он празднует традиционный национальный праздник животноводов Наадым.
Очень стыдно было перед гостями республики и коллегами-журналистами за этого заместителя по алкогольной части, по ошибке попавшего вместо съезда алкашей на фестиваль живой музыки и веры.
– Да вы не переживайте так, я уже про это забыл. Каждый должен своей головой думать, а жизнь всё равно спросит.
Мне кажется, что все люди, приезжающие в Туву на фестиваль, проходят через какой-то путь очищения. Да и земля здесь непростая, она и укусить может, если что.
Окончание – в №34 от 18 сентября 2015 года
Интервью Надежды Антуфьевой с Максимом Захаровым «Живой огонь» войдёт девятнадцатым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. Огненная семья – всегда рядом. Максим Захаров, его супруга Наталья Камагорова с девятимесячной дочкой Кирой на руках во время шествия хороо. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, шестнадцатый Международный фестиваль живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». 25 июля 2015 года. Фото Виктории Лачугиной.
2. Максим Захаров и Наталья Камагорова на поляне палаточного городка четырнадцатого фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, город Чадан. Июль 2012 года. Фото Леонида Аникина.
3. Максим Захаров, артист творческого объединения «Путь огня», город Санкт-Петербург, у стен разрушенного храма Устуу-Хурээ во время девятого фестиваля живой музыки и веры с одноименным названием. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, 27 июля 2007 года.
4. Алексей Быргазов, артист творческого объединения «Путь огня», город Санкт-Петербург, на поляне палаточного городка девятого фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». На поясе – бейдж фестиваля, в то время они делались еще без фото. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, город Чадан. 28 июля 2007 года. Фото Надежды Антуфьевой.
5. Максим Захаров после того, как погорел, неудачно выдувая огонь. Санкт-Петербург, июль 2008 года.
6. В огненном круге – Максим Захаров. Санкт-Петербург, Дворцовая набережная. Осень 2007 года.
7. Пламенные руки Натальи Камагоровой. Новосибирск, август 2008 года.
Надежда АНТУФЬЕВА, Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Максим Захаров. Живой огонь
Люди Центра АзииЦА №34 (18 — 24 сентября 2015)
Всегда вожу семью с собой
– В нынешнем году вы приехали на фестиваль «Устуу-Хурээ» уже солидным семейным человеком – с супругой и дочкой. Как нашли свою половинку, Максим Вадимович?
– У нас – одинаковое увлечение, и познакомились мы на почве огня: в 2007 году, на фестивале в Республике Алтай. Но познакомились, и всё. Потом у меня было несколько лет вялотекущей депрессии, продолжительные поиски себя, поэтому и в Туву не ездил. А в 2011 году Наташа, а она из села Викулово Тюменской области, приехала в Питер, мы снова встретились и стали жить вместе.
– Поиски себя завершились успешно?
– Да, отчасти нашел себя – в семье.
– В фестивальном палаточном лагере уже давно не удивляются семьям с грудными детьми, которые себя здесь отлично чувствуют. Правда, никому еще не удалось побить рекорд 2007 года, когда в палатке вместе с мамой и папой жила полуторамесячная дочурка.
Но в вашем случае такая резкая смена климата – из сырого Санкт-Петербурга – в знойный Чадан. Не опасались, что для вашей девятимесячной Киры это будет сложным испытанием?
– А ей не привыкать. Когда Кире два месяца было, она в Приэльбрусье вместе с нами поднялась на подъемнике до станции «Мир» на высоту в три с половиной тысячи метров. Правда всё это время проспала.
Кира ведь не в Питере родилась, а в Нальчике.
– Как же вы в столице Кабардино-Балкарии оказались?
– Командировка. Работаю сейчас в фирме, которая занимается современным оборудованием театров, филармоний, концертных комплексов с высокой степенью защиты: электрика, механика, звук, постановочное, дежурное освещение, служебная связь.
В Нальчик меня из Северодвинска перевели, и был этому очень рад, потому что Северодвинск – ужасный город для беременной женщины, там очень не очень с экологией.
– Наташа тоже вместе с вами в этой фирме работает?
– Нет, она просто со мной ездит. Я всегда вожу семью с собой. Была пара коротких командировок, в которых один был, но во все поездки длиннее трех недель стараюсь их брать. Ребенок быстро растет очень и не хочется эти моменты пропускать.
Мне сказали, что работа в музыкальном театре в Нальчике – на пару месяцев, оказалось – на полгода. Там, в Нальчике, мы и расписались. Там и Кира 8 октября 2014 года родилась.
Нам сильно помогла с документами начальница ЗАГСа, она без проблем всё выписала. Ее фамилия – Шериева – у нас в свидетельстве о браке стоит. Такая большая красивая женщина с рубинами в ушах и на пальцах. И кабинет – большой, богатый, как и должно быть в ЗАГСах.
На стене – картина: женщина в национальном костюме, очень на нее похожая. Спросил: «Это вы?» Оказалось – нет, это ее мать-кабардинка. Рассказала, что памятник «Мария» в честь присоединения Кабардино-Балкарии к России как раз с ее матери делали. Этот памятник в центре Нальчика стоит как раз напротив театра, который мы переоборудовали. Мы с Наташей очень прониклись.
Роды с ножом-финкой
– И как в Нальчике с медицинским обслуживанием рожениц?
– Не знаю, не пробовали. Мы родили сами, спокойно – дома, в квартире, которую снимали. Чем повергли в шок местную медицинскую общественность.
– Не успели в роддом?
– И не собирались даже.
– Так эта сумасшедшая идея была продуманной?
– Да. Даже не скажу, кто из нас больше на этом настаивал, я или Наташа. У нас есть друзья, которые в этом плане примером явились. Живут на Кавказе, в Карачаево-Черкессии. У них двое детей, и обоих они рожали в диких условиях. А мы-то хоть в квартире.
И почему сумасшедшая идея? Это называется естественное рождение. И мы к нему готовились: слушали лекции Михаила Фомина, духовного акушера с большим образованием и опытом. Он говорит, что сегодня врачи стали просто менеджерами медицинских услуг, а из беременности, которая всегда была прекрасным состоянием женщины, сделали болезнь, которую непременно надо переносить в больнице.
Ни в коем случае не хочу никого агитировать, это личный выбор каждого, но я с ним согласен. Роды – это интимный процесс, а что в роддоме? Родных рядом нет, какая-то лампа в тебя светит, кругом чужие люди, которым надо домой успеть. Плюс еще и ребенка куда-то уносят, заворачивают в их якобы стерильные вещи, в которых стафилококк живет. Зачем это нужно? Рожденный естественно – гораздо здоровее и спокойней, чем тот, кто в роддоме на свет появился.
Конечно, какие-то осложнения в процессе беременности могут возникнуть, но у нас всё было в порядке. Наташа все-таки пару раз ходила в женскую консультацию, два УЗИ сделали. Хотя польза УЗИ до сих пор никем не доказана. Говорят, что оно безвредно, но ведь это достаточно жесткая звуковая частота, которую ребенок все-таки воспринимает: начинает дергаться. Так что не факт, что полезно.
На втором УЗИ точно пол ребенка определить не смогли, было предположение, что девочка, но так как больше мы его не делали, то до последнего момента не были уверены.
– И как вы к этим естественным родам готовились?
– Как можно больше времени проводили вместе, это очень важно. А самое главное – абсолютное спокойствие. Все осложнения, которые могут быть, идут от нервов.
Еще – чистые пеленки и чистая ванна. Хотя мы сначала не собирались в ванне рожать, но получилось, что родили в ней.
И проспиртованный нож. Он и сейчас у нас собой. У нас два таких ножа: мой – побольше, Наташин – поменьше. Ножи-финки шведского производства из высокопрочной углеродистой стали.
Наташин нож я хорошо заточил, обернул чистой тканью и проложил проспиртованными салфетками. Он просто ждал своего момента.
– Когда этот момент схваток наступает, папы обычно начинают ужасно паниковать.
– А я засыпал. Честно говоря, до последнего момента думал, что это тренировочные схватки, и почти не волновался. С десяти вечера до восьми утра мы рожали. Сидел с телефоном и по приложению таймера и отмечал промежутки времени между схватками. Наташа практически не кричала, только уже в самом конце, и я бы не сказал, что это были крики.
Всё получилось очень хорошо. Только нож я все-таки немного раньше использовал, чем нужно. Плацента неотрезанной должна находиться с ребенком как можно дольше, потому что большая часть крови ребенка там находится, и она еще может в него перетечь, и там львиная доля иммунитета. Почему в роддомах ее очень быстро отрезают? Потому что плацента используется для очень дорогой косметики.
Волшебное ощущение спокойствия
– Ощущения отца, который не под окнами роддома стоит, а сам роды принимает, возможно описать словами?
– Сложно. Суперяркое психоделическое переживание. Первым увидел, как дочка появилась на свет, своими руками пуповину перевязал.
Мне стало спокойно. Очень волшебное ощущение мягкого спокойствия. Вот его сохранить оказалось, сложнее, чем принять роды.
– Почему?
– Потому что, по-хорошему, своим родителям о том, что родился внук или внучка, надо сказать только через два месяца после рождения. Но за это рискуешь расплатиться трехлетней обидой.
Мы не смогли не сказать. На второй день все-таки сообщили. И сразу начались звонки наших родителей, родственников: все хотели приехать. А этого допускать нельзя.
Мама моя очень обиделась за то, что попросил ее не приезжать в Нальчик. Но всё равно считаю, что это было правильным решением. Потом, когда в Питер вернулись, конечно, с дочкой к ней пришли.
– То есть, согласно системе, которой придерживаетесь, вы категорически против, чтобы бабушки занимались воспитанием внуков?
– Немного не так. Женщина после родов – на энергетической вершине. И вся эта энергия должна идти ребенку, а не другим. А бабушки, даже при всех своих благих мыслях, эту энергию высасывают, это инстинктивно происходит.
Бабушкам можно отдавать ребенка, когда он уже ходит, пусть тогда с ним развлекаются. А до этого его именно родители должны на руках носить, до последнего. И грудью кормить надо как можно дольше. Тогда это будет крепкий самостоятельный индивид, которому всего хватило.
Абсолютно уникальное место
– Говорите о высасывающих энергию, а сами малышку на фестиваль привезли, где множество людей со всего мира, и не все, увы, позитивные.
– Люди разные, да. И тут, может быть, мы не очень правы: до года большие массы людей – не очень хорошо. Но не мог я сюда один поехать. И не могли мы Киру оставить: потусуйся одна в Питере, тебе рановато в девять месяцев куда-то ехать.
Думаю, что все же это ей на пользу, до года у детей большой запас прочности, способностей приспосабливаться. До года они и перелеты намного мягче переносят. Кира побывала в нескольких климатических зонах страны, и это сделает ее крепче.
Мы ее даже в хороо взяли на два с половиной часа. Она там немного помяукала, но нормально до нового храма Устуу-Хурээ дошла: то у меня на плечах сидела, то у мамы на руках кормилась и спала.
Мы и на гору Кызыл-Тайга вместе поднимались, когда после фестиваля к горному озеру Сут-Холь поехали. А потом у соленого озера Дус-Холь двадцать дней в юрте прожили. Она с большим удовольствием в этом озере купалась, загорела и сделала там свои первые шаги – большие успехи по пути к самостоятельному передвижению по планете Земля.
Наташа только в нынешнем году, побывав у этих озер, поняла, что такое Тува. Мы сейчас находимся в активном поиске, где нам дом строить. Это наша основная мысль и задача. Какое-то время Наташа говорила про Алтай. А я доказывал, что Тува – абсолютно уникальное место, здесь я – в благоговении перед природой, климатом.
– Уже выбрали место для будущего дома?
– Пока нет.
– Строить планируете не в Санкт-Петербурге?
– Абсолютно точно не в Питере и ни в каком другом большом городе. Потому что города и так в моей жизни было слишком много. Естественно, хочется сидеть на двух стульях, чтобы и город был рядом при необходимости. Но в самом городе не хочу, потому что он сильно здоровье убивает.
Знаете, что получается, если повторять слово Питер? Питер – Питер – Питер – терпи – терпи – терпи.
Зачем женщине профессия?
– Музыка, огонь, даже опыт акушера – увлечений у вас хватает. А кто вы по образованию?
– Законченного высшего образования не имею. Может, кто-то скажет: «К сожалению», а кто-то: «К счастью».
У меня что дед, что бабушка, были инженерами. Работали в одной организации, занимались подводным оружием. Дед – Юркевич Игорь Никифорович – специалист по гидроакустике, а бабушка Алевтина Семёновна – инженер-электронщик. Так что с пяти лет знаю, что такое параллельные и последовательные соединения, постоянный и переменный ток.
Отчасти за это благодарность любимой игрушке – детской железной дороге, на которой миллион разных опытов поставил. А еще – синей пластиковой коробочке с сокровищами: в ней – всякие дедовы запчасти от электронных приборов. Часами мог разбирать, стыковать разные детали, соединять провода.
Поэтому хорошо в электронике разбираюсь. Лучше и крепче знаний, чем полученные в деятельности, нет.
– К каким культурным центрам страны, кроме музыкального театра в Нальчике, руки приложили?
– В Северодвинске – ДК «Звёздочка». В нашей русской Юрмале – Светлогорске Калининградской области, куда КВН перенесли, делал режиссерскую связь. В краснодарской филармонии звук вешали.
– А Наташа кто по профессии?
– Наташа – мать. Зачем женщине профессия?
– Вот даже как. А как же женские права?
– При чем здесь права? Состоявшаяся мать – нормальная для женщины профессия. Если женщина родила одного – она еще несостоявшаяся мать. Как минимум – двух. А лучше – трех, потому что три – это социум.
Три уже варятся друг с другом, и социум моделируются внутри семьи. Таким детям легче выходить в большой мир, потому что схема уже внутри отработана. Они знают, что нужно делиться, что есть старшие, младшие, что надо о них заботиться.
Я большие трудности в своей жизни испытал от того, что один вырос, и к тому же – без четкого мужского начала. Пришлось многое болезненно проходить.
Женщина нормально реализуется в какой-либо профессии, когда она уже вырастила нескольких детей. После родов природа запускает определенный процесс и эту энергию лучше использовать для рождения следующего ребенка.
А Наташа еще до родов стала заниматься, потихоньку, но очень вдумчиво и аккуратно, традиционной вышивкой.
– Да я заметила, что все сшитые мамой Кирины платьица – с вышивкой. Особенно тронуло то, что с тувинским узлом счастья.
– Да, у Наташи это хорошо получается. А так, если для галочки, у нее экономическое образование. Научила меня деньги считать, но еще не до конца.
– Примерный семьянин?
– Не надо меня так называть, есть и куда более примерные.
Это стоит того
– Дорога из Санкт-Петербурга в Туву недешева. Это стоит того?
– Стоит, конечно, хотя мы сюда на пределе средств приехали. В двенадцатом году нам тоже дорогого стоило добраться. Не столько по деньгам, сколько по усилиям. На машине ехали, тяжелая дорога, особенно, когда Урал пересекаешь. Тогда нам повезло: на истертом ступичном подшипнике несколько сот километров проехали, в Новосибирске только поменяли.
Машину в такой путь надо очень хорошо готовить. Да и права только у Наташи есть, поэтому с маленькой такая дорога – не вариант. В этот раз мы из Питера до Абакана – самолетами. А из Абакана в Чадан – на такси.
– Какие изменения заметили в этом году как ветеран фестиваля?
– Заметил внушительную работу, которую сделал главный фестивальный электрик Паша Чесноков со своими красноярскими ребятами, Особенно порадовало, что на поляне появилась небольшая беседка с огромным количеством розеток для зарядки всевозможных электронных девайсов приехавших. На многих российских фестивалях такого до сих пор нет, хотя давным-давно напрашивается.
В 2012 году новый храм открыли, благодаря фестивалю построенный. Да и город меняется: в этом году в Чадане новый стадион отстроили.
Фестиваль стал крупнее, организованней, технически оснащенней. Это точно.
– А недостатки?
– Не хочу о недостатках говорить, но раз уж спросили. Мне не хватило джемов на малой сцене – затяжных, вдумчивых. Только конкурсная программа – по две песни, а джемов мало.
У главной сцены на стадионе мы, к сожалению, не могли долго находиться – громковато, а для ребенка это тяжело. От противоположной стены стадиона звук очень-очень сильно отражается. Там надо немножко по-другому звук ставить, акустику подвешивать немножко под углом.
И вот еще что: ощущается, что сейчас – переходный момент. Может быть, чуть-чуть больше какого-то официоза стало. Но это понятно: одновременно с фестивалем в Чадане важные республиканские праздники отмечались.
Намного ближе друг к другу
– Что в Туве еще греет, кроме природы и музыки?
– Люди. Игорь Дулуш, конечно, двигатель фестиваля. Софья Кара-оол-Дулуш.
Многие ушли из жизни, Игорь их имена во время костра памяти перечислял. За шестнадцать лет – тридцать семь человек. И люди очень мощные – те, кто центрировал: Александр Саржат-оол, Владимир Ойдупаа, шаманка Ай-Чурек Оюн.
Очень много новых людей, что здесь побывали впервые, не до конца еще всё поняли. Приехали, уехали, через полгода только догонят, что же было на самом деле в Туве на фестивале.
Важно, чтобы «Устуу-Хурээ» при своем сегодняшнем размахе сохранил свою тувинскую домашность. Чтобы не было такого: просто туристы приехали отдохнуть. Чтобы он так и оставался фестивалем живой веры и духа.
Нисколько не претендую на абсолютность своего мнения, но сейчас ему не хватает прежней энергетической плотности. Помню, когда первый раз сюда приехал, мы все как-то намного ближе друг к другу были.
В конкурсных программах участия не принимаю, но давно играю на разных музыкальных инструментах, на гитаре, в основном. Помню, в 2006 году Игорь показал мне один из риффов «Амыр-Санаа», и на следующем фестивале я им приятно удивил Саржат-оола, лидера этой группы. Хоть полчаса, но мы с ним просидели под лиственницей, поиграли на гитарах его мелодии и другие.
Владимир Ойдупаа большое впечатление оставил. В 2006 году он почти целую ночь просидел с нами у костра: играл на баяне, пел практически без пауз. Тогда еще удивило, что он и в русском фольклоре разбирается. Песня «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» в его обработке долгое время была у нас хитом. Считаю, что это – большая авторская находка, в его исполнении она душевно и мощно звучит.
С Ай-Чурек много общались: после фестиваля в шестом году целый месяц у нее в Кызыле жили – в юрте. В этом году специально на то место сходил, как-то грустно стало: ничего от ее шаманских сооружений не осталось, всё там на современный лад перестроено.
И с братьями Ай-Чурек общался, очень запомнился старший – Адыгжи. Хоть и сидел он почти большую часть своей жизни, за что не знаю, не спрашивал, не мое это дело, но на меня очень большое впечатление произвел. Все время нас строил, заставлял работать, ковры, одеяла из юрты выносить, сушить и выбивать. Очень впечатлил своим мастерством разводить огонь.
Очень нравится тувинский обычай: прежде чем приступать самому к приему пищи, обязательно покормить духа огня. Стараюсь в походах этого правила придерживаться.
Выписываться не собираюсь
– Фестиваль носит имя буддийского храма, его восстановлению изначально и посвящался. Вы буддист?
– Нет. К какой-то конкретной конфессия себя не отношу. Если бы был такой же прекрасный фестиваль, посвященный какому-нибудь православному храму, не факт, что я бы на него не ездил.
Моя религия – природа. А на «Устуу-Хурээ» приезжаю, потому что считаю его самым лучшим фестивалем в России. Тут самый верный дух – чистый.
Любой фестиваль без искренней некорыстной идеи – просто мышиная возня. Тувинский, в уникальном краю, где еще сохранился народный уклад, делается не ради славы и денег, а ради людей. А когда дух здоровый, всё материальное и организаторское само к нему прикладывается.
Большой багаж наших стереотипов живет в тех стенах, где живем. Выезжая из них, мы часть его оставляем. И это тоже важно – новый взгляд на мир.
А самое важное, наверное, пронести и сохранить эту крупицу того чистого, что открыл нам фестиваль. Есть в жизни моменты озарения, которые неопровержимы. Таких моментов немного, их надо хранить, потому что легко закрутиться и потерять.
Помнить, о них, пронести через всю жизнь те искры, которые при нас загорелись. Чтобы этот живой огонь передавался дальше: и людям, с которыми ты общаешься, и детям твоим. Может быть, именно это Игорь Дулуш и называет длинной волей.
Для меня этот фестиваль – знаковый. Я в него уже вписан и выписываться не собираюсь.
Фото Виктории Лачугиной, Надежды Антуфьевой, Нади Антуфьевой, Виктории Пээмот, Татьяны Немковой, Леонида Аникина, из архива газеты «Центр Азии» и личного архива Максима Захарова и Натальи Камагоровой.
Интервью Надежды Антуфьевой с Максимом Захаровым «Живой огонь» войдёт девятнадцатым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. Своя ноша. Максим Захаров с дочкой Кирой. Республика Тыва, город Чадан, палаточный лагерь шестнадцатого Международного фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ».
26 июля 2015 года. Фото Виктории Лачугиной.
2. Санктпетербуржец Максим Захаров с дочкой Кирой на плечах и женой Натальей Камагоровой обсуждает дальнейшие фестивальные планы с новосибирцем Романом Рыженковым. Республика Тыва, палаточный лагерь шестнадцатого Международного фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». 26 июля 2015 года. Фото Виктории Лачугиной.
3. Восхождение завершено: Максим и Кира Захаровы у шаманского оваа на вершине горы Кызыл-Тайга, высота 2280 метров. На поясе у отца – чехол с ножом-финкой, аналогичным тому, которым он, принимая роды, собственноручно перерезал пуповину новорожденной дочки. Республика Тыва. 31 июля 2015 года. Фото Натальи Камагоровой.
4. Кире Захаровой – два месяца. На малышке – сшитое мамой платьице с ее же вышивкой – тувинским узлом счастья. Приэльбрусье, поляна Чегет, 8 декабря 2014 года. Фото Натальи Камагоровой.
5. Общее фестивальное бревно. Главный и бессменный электрик «Устуу-Хурээ» Павел Чесноков – второй справа. Перед ним – художественный руководитель и главный дирижер духового оркестра Правительства Республики Тыва Тимур Дулуш. Обустройство палаточного лагеря перед началом четырнадцатого Международного фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ», во время которого был открыт новый храм. Республика Тыва, поляна близ города Чадана. 21 июля 2012 года. Фото Виктории Пээмот.
5. Александр Саржат-оол – создатель и лидер рожденной в зоне группы «Амыр-Санаа» – справа, в белом. Слева с гитарой сидит Андриан Оюн, рядом с ним Артур Хуурак. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, четвертый фестиваль живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». 5 июля 2002 года. Фото Татьяны Немковой.
6. Ай-Чурек Оюн возле оваа у домика шаманской организации «Тос Дээр» – «Девять небес» на берегу Енисея. Кызыл, Республика Тыва, июль 2006 года. Фото Нади Антуфьевой.
7. Владимир Ойдупаа со своим баяном «Орфей». Импровизированное трио на фестивальной поляне: баян, скрипка и хомус. Слева с хомусом – Борис Мышлявцев. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, восьмой Международный фестиваль живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». 27 июня 2006 года.
8. У организаторов и участников «Устуу-Хурээ» есть традиция: после фестиваля самые сильные поднимаются к горному озеру Сут-Холь – Молочному озеру. Постфестивальная группа у озера на фоне горы Кызыл-Тайга.
В центре стоит Максим Захаров с дочкой Кирой на плечах и женой Натальей Камагоровой. На Максиме – та самая желтая футболка с фестивальной эмблемой, с которой он не расстается с 2007 года. Справа от них – красноярец Павел Чесноков, чаданец Андрей Сарыглар, красноярка Наталья Булатова.
Первая слева – Юлия Лари (Санкт-Петербург), второй – красноярец Иван Абдулин, третий слева – новосибирец Роман Рыженков с женой Галиной Галанской, сыновьями Юрием и Ярославом, рядом с ними Иван Лукьянов (Железногорск).
Сидят слева направо красноярцы Андрей Дунин и Максим Ершов, идеолог фестиваля кызыльчанин Игорь Дулуш, сут-хольский чабан, красноярцы Дмитрий Бритов и Николай Гончарук.
Республика Тыва, Сут-Хольский район. 1 августа 2015 года.
Надежда АНТУФЬЕВА, Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.